Первый марш

Рассказ военного композитора

Чон Ги Чжон

Перевод Ким Чхан И

Не знаю, когда все это началось... Только в самый разгар военного парада я заметил, что у меня по щекам текут слезы. Слышатся команды, сверкают в воздухе командирские сабли, лица бойцов, идущих строевым шагом, обращены к центральной трибуне, впереди колонн развеваются прославленные в боях воинские знамена. У щитов орудий разных калибров застыли артиллеристы. Мощный рокот, громкие звуки духового оркестра, гул моторов и лязг гусениц — все это слилось в торжественную музыку. Военный парад по случаю 40-летия освобождения страны. Это демонстрация могущества Родины, смотр боевой мощи Вооруженных Сил Республики. Я понимаю, что для окружающих мои слезы не очень понятны. Но я не могу сдержаться. Это слезы восторга, слезы воспоминаний. Октябрь 1950 года. Мы поднимаемся на крутой горный перевал. Над головами бойцов в опаленной форме сверкают штыки. Политработник с вещмешком за плечами, медсестра и раненые. Идем на север. Я с трудом передвигаю ноги, надвинув шляпу на глаза. Под ногами шуршат прошлогодние листья, иногда в глаза попадаются вражеские листовки. Порой мы видели, как далеко внизу, по дороге у подножия гор, поднимая столбы пыли, мчались на север вражеские танки. Мы шли с ними как бы параллельным курсом. Математические параллели никогда не сходятся, но в скором времени мы где-нибудь сойдемся с врагами, и тогда разгорится жаркая битва. Я не сомневался в этом. Вдруг походная колонна остановилась на вершине перевала.

- Что случилось? — спросил кто-то.

- Обожди, сейчас узнаем, — последовал ответ.

Людской говор напоминал мне шум разбушевавшегося степного пожара. Крайне переутомленный, я засыпал стоя. Сквозь сон я слышал чей-то громкий голос: «второй фронт», «приказ Верховного главнокомандования», но не мог вникнуть в смысл этих слов. «Отдельные части и те, кто отбился от своих частей, будут зачислены во вновь формируемые соединения», — говорил кто-то.

До меня смутно доносились голоса стоявших возле меня солдат:

- Что? Что он говорит?

- Говорит, выдадут новую форму. Вот здорово!

- Папаша Док Су, вам прежде всего нужно побриться.

- Да, это правильно. Но нечем. Бритву потерял.

- Не волнуйтесь. Отберете у врага. Это и есть борьба в тылу врага.

- Тише! — сурово крикнул кто-то.

Высокий голос опять закричал:

- Кто умеет играть на музыкальных инструментах, три шага вперед.

От этого приказа я окончательно проснулся. Мне почудилось, что взоры всех обращены ко мне. В следующий миг я, не отдавая себе отчета, сделал несколько шагов вперед.

- Кто вы? — спросил молодой майор в новом ватнике ладно сидевшем на нем. Мне не пришлось отвечать: меня опередил начальник штаба отдельной бригады.

- Он композитор, прикомандированный к армии. Но началось наше временное стратегическое отступление, и он пока ни к какой части не причислен.

- Да-а! — неопределенно протянул молодой майор, облизывая губы. Он долго смотрел на меня. Я, должно быть, привлек его внимание своим жалким внешним видом.

- Хорошо! Сейчас я дам вам человека. Идите с ним к командиру корпуса.

- К командиру корпуса? — удивился я. — Он вызвал меня?

Лицо молодого майора расплылось в улыбке.

- Дело есть. Думаю, что он обрадуется.

Я с автоматчиком отправился к штабу. По дороге я узнал, что делается в армии. По его словам, командир корпуса недавно был принят Верховным Главнокомандующим и получил от него задание развернуть борьбу в тылу врага. Командир корпуса направил офицеров к перевалам, через которые должны были проходить отступающие согласно приказу воинские части и подразделения. Он дал им задание приостановить идущие на север отряды, передать им новый приказ Верховного Главнокомандования и переформировать подразделения, применительно к боевым действиям в тылу врага.

Мой проводник добавил:

- Командир корпуса приказал нам разыскать бойцов, которые умеют играть на музыкальных инструментах. Кажется, думает организовать большой военный оркестр. Говорят, позавчера прибыл оркестр дивизии, но оказалось, что из него уцелела только половина. У оркестра нет даже барабана и других крупных инструментов. Их бросили в пути, так как они пришли в негодность. Получив рапорт об этом, командир корпуса очень рассердился. Вызвав руководителя оркестра, он выругал его: «Ты не только недостоин звания руководителя оркестра, но не имеешь права назвать себя солдатом. Допустим, сломались инструменты. Но как же можно бросить их? Ведь это же твое оружие. Разве ты видал солдат, которые бросают оружие?» Тут он приказал строго наказать руководителя оркестра.

Заметив на моем лице выражение испуга, автоматчик, добродушно улыбаясь, сказал:

- Но вы не беспокойтесь. Иные говорят, что, когда командир корпуса теряет самообладание, он похож на тигра. Но с солдатами он прост и любит даже побороться с ними, кто уложит руку на стол.

Я ничего не сказал, подумав, что он, конечно, не захочет испытать силу моих рук, ведь мне уже под сорок. Но все-таки я не мог подавить тревожное чувство. Пройдя крестьянские дома, на крышах которых были вывешены увесистые тыквы-горлянки величиной с добрый кувшин, автоматчик повел меня к дому, где остановился командир корпуса. Мы вошли в дом. Командир корпуса сердитым голосом говорил офицерам, плотно окружавшим его:

- В такие времена, как сейчас, появляются всевозможные твари. Ну, сколько украли те спекулянты?

- Увезли две повозки, — доложил лейтенант.

- Сволочи! Народ голодает, а они воруют государственное зерно. Что сделали с ними?

- Расстреляли главного.

- Правильно. Идет война. Мы должны показать людям, что даже в тылу врага, там, где находятся бойцы Народной Армии, остаются в силе законы и порядки Республики.

В эту минуту командир корпуса мельком взглянул на меня. Но затем опять повернулся к лейтенанту и сказал:

- Разместите боевую охрану на шоссе. Поставьте побольше пулеметов, чтобы никто не мог неожиданно прорваться.

- Слушаюсь.

- Во всех частях и подразделениях, — продолжал командир корпуса, — возьмите на учет всю боевую технику и боеприпасы и доложите мне. Особенно минометы и противотанковые ружья... — при этих словах взгляд командира корпуса снова остановился на мне. Прервав себя, он стрельнул строгим взглядом в сторону адъютанта. Тот, ждавший удобного момента, скороговоркой доложил обо мне. Выслушав его, командир корпуса обрадованно произнес:

- Композитор?! Очень хорошо.

Жестом руки попросив офицеров немножко подождать, он стал расспрашивать меня. Почему-то мне казалось, что он недовольно поглядывает на мою шляпу, которую я держал в руке.

- Хочу поручить вам очень важную работу. Как вы относитесь к этому? — спросил комкор.

- Что ж, попробую, — ответил я. Но потом, спохватившись, вытянулся по стойке «смирно» и немедленно поправился:

- Слушаюсь, товарищ командир корпуса.

Услышав мой ответ, командир корпуса прищуренными глазами изучающе посмотрел на меня. Потом, повернувшись к адъютанту, приказал:

- Сейчас же выдайте ему военную форму. Давно бы надо было выдать... Что можно сделать в армии, имея на голове шляпу?

Я получил военную форму. Командование корпуса обсудило и приняло решение присвоить мне звание капитана, приняв во внимание мои обязанности как военного композитора. Такое право было дано командованию корпуса в военных условиях.

- Хорошо! Очень хорошо! — воскликнул командир корпуса, когда я снова появился перед ним в военной форме. - Теперь я дам вам задание, — продолжал он. — Наш корпус согласно приказу Полководца должен действовать в тылу врага. Ваш долг — сформировать хороший военный оркестр. Вы музыкант, и не мне объяснять вам важность этого дела. Немедленно приступайте к выполнению задания. Подберите нужных людей и подумайте, где достать недостающие инструменты. Чем быстрее, тем лучше. Если возникнут вопросы, прямо ко мне. Ясно?

- Ясно, товарищ командир корпуса! — ответил я.

Таким образом, я в один миг превратился из гражданского человека в военного. Это означало начало второй части симфонии моей жизни. Чтобы выполнить задание, я обращался то к штабным офицерам, то появлялся на гребне горы, где я еще недавно стоял в штатском, то бывал на перевале, через который проходили отступающие части и подразделения. Я останавливал большие и маленькие отряды, отдельных бойцов, разъяснял им намеченный Полководцем курс на открытие второго фронта в тылу врага. А заканчивал свой разговор призывом: «Кто умеет играть на музыкальных инструментах, три шага вперед!»

Нашлось немало бойцов, которые умели играть на гитаре, на губной гармошке или на свирели, но не было трубача. Только на следующий день, к вечеру, попался мне подходящий кандидат. Я наткнулся на него в стрелковом батальоне на перевале. Опаленная, изорванная одежда солдат говорила о том, что они недавно вели жаркую схватку.

- Кто из вас умеет играть на музыкальных инструментах? — обратился я к солдатам.

Никто не отозвался. Видимо, до них не доходили мои слова. Пройдя тысячу ли, они, должно быть, слышали только слова «приказ Полководца», «борьба до конца»... А тут спрашивают о каких-то музыкантах.

- Это очень важный вопрос, — кричал я. — Нет ли таких товарищей?

Среди озадаченно стоявших солдат выступил вперед командир со смуглым, худощавым лицом.

- Вы? Каким инструментом владеете? — спросил молодой майор, который помогал мне в организации оркестра.

- Играю на трубе. Но я командир взвода саперов. Не вздумайте брать меня в горнисты.

Я обрадовался этому человеку. Ведь нелегко сейчас было найти более подходящую кандидатуру.

- Нет, не о горнисте речь. Сейчас организуется военный оркестр.

С распростертыми руками я направился было к взводному, словно боясь, как бы не исчез этот неожиданно появившийся музыкант. Вдруг его хриплый и властный голос заставил меня застыть на месте.

- Минуточку! Что вы сказали? Значит, вы хотите забрать меня?

«Забрать»? Нет, Просто пригласить... — я не успел закончить фразу. Командир взвода отступил в строй, крепко схватившись за кобуру, словно я собирался отнять у него оружие.

- Еще раз напоминаю, что я командир взвода. Вот-вот начнется борьба в тылу врага, а вы хотите перевести меня куда-то. Наступило глубокое молчание. Под порывами холодного ветра шуршали пожелтевшие листья под ногами солдат.

- Товарищ командир взвода! Не уходите! — крикнул кто-то из последних рядов батальона.

Повернув голову, я увидел раненого солдата с забинтованными глазами, которого поддерживала медсестра. Он еле стоял на ногах.

- Не уходите, товарищ командир взвода! Не для этого мы преодолели столь далекий путь. Что сказали бы наши товарищи, которые погибли на реке Рактон, если бы узнали об этом? — кричал раненый боец. Командир взвода, насупив брови, молча стоял.

- Не волнуйтесь! Никуда не пойдет наш командир, — успокаивала раненого медсестра. — На реке Рактон мы вместе поклялись мстить врагу. Не беспокойтесь, никуда не денется наш взводный.

Я почувствовал спазмы в горле. Сказать ничего не мог. Молчал и молодой майор. Спустя немного командир батальона, получив наконец приказ, пронзительным голосом скомандовал:

- Батальон, нале-во!.. За мной, шагом марш!

Бойцы начали спускаться с горы. Бросились в глаза рваные гимнастерки, наши автоматы и американское трофейное оружие. Я неотрывно смотрел вслед уходящему взводному с огрубевшим лицом, раненому солдату и поддерживающей его медсестре. В их облике я видел мужественные роты и батальоны, прошедшие трудный путь временного стратегического отступления... Ко мне приблизился молодой майор и сказал:

- Почему вы не убедили их? Так вы не сможете выполнить задание.

Вдруг я почувствовал, что на меня навалилась тяжелая усталость. На ум пришла мысль, что по сравнению с тяжелой борьбой в тылу врага моя работа очень незначительна и ничтожна. Я как композитор, конечно, мог бы много сказать о силе боевой музыки, сравнивая ее с мощью оружия. Но кому это сейчас нужно? Бойцу с повязкой на глазах? Или командиру взвода, который, потеряв половину бойцов, еле сдерживал себя от негодования, услышав о моем предложении. Я машинально зашагал вслед за колонной. Мне хотелось подойти к командиру взвода саперов и поговорить с ним, но я не решился.

Батальон двигался в направлении села, где расквартировались несколько подразделений отдельной бригады. Война еще не тронула этого горного села, из труб домов вились струйки дыма, слышалось поскрипывание калиток, лай собак, крики играющих мальчишек. Батальон остановился на околице. Командиры отдавали команды. Солдаты строились. В этот миг медсестра, завидев меня, воскликнула:

- Ой, смотрите! Товарищ офицер пришел вслед за нами.

Раненый солдат резко повернул к ней голову и спросил:

- Кто? Кто пришел за нами?

- Тот офицер, который предложил командиру взвода пойти в военный оркестр, — ответила медсестра.

Я попал бы в очень трудное положение, если бы худощавый командир взвода, обведя порицающим взглядом бойцов, не предупредил, что нельзя разговаривать в строю. Когда колонна снова задвигалась, раненый гневным голосом бросил:

- Чорт возьми! Хоть бы раз увидеть его, какой он, этот музыкант...

Грубость раненого солдата заставила меня отказаться от мысли еще раз поговорить с отрядом. Хотя я был в военной форме, но мне казалось, что между нами лежит целая пропасть. От того места, где я стоял, до колонны было всего несколько шагов, но это небольшое расстояние, пожалуй, было соразмеримо со всеми боевыми дорогами, пройденными батальоном. Послышалось громкое ржанье коней, и на дороге появились двое всадников. Ехавший впереди, заметив меня, приостановился. В сумерках я разглядел знакомое лицо и узнал командира корпуса. Освобождая путь коням, я второпях отступил на край дороги, а затем машинально снял фуражку.

- Здравствуйте, это вы, композитор? — проговорил командир корпуса. Он слез с коня, передал поводья адъютанту.

- Что вы здесь делаете? — тихо спросил он. Судя по его вкрадчивому голосу, я решил, что у него наготове какие-то шутки.

- Товарищ командир корпуса, прошу называть меня на «ты»...

Когда он снова заговорил, я уловил в его тоне язвительные нотки.

- Товарищ композитор, я как человек военный должен вам все же посоветовать... Это не шляпа, а офицерская фуражка...

Я смущенно надел фуражку, которую держал обеими руками.

- Что вы тут делаете? Как идут дела? — спросил он уже деловым тоном.

Я начал пространно говорить ему, что вообще-то очень трудно найти сейчас нужных людей, что в только что прибывшем батальоне нашел одного подходящего человека, но не смог уговорить его. Выслушав мое сбивчивое объяснение, командир корпуса хмыкнул. После минутного раздумья он предложил мне следовать за ним.

- Я как раз собираюсь побывать в этом батальоне, — сказал командир корпуса. — А вы не хотите еще раз попытать ся уговорить этого сапера? Я помогу вам своевременной артподготовкой, — засмеялся он.

Я не знал, что ответить командиру корпуса. Как мне убедить командира взвода саперов и солдата с повязкой на глазах? Что мне им сказать, ведь мои слова все равно окажутся блеклыми и холодными, как лунный свет. Я уже испил чашу горького поражения и не отозвался даже тогда, когда мой собеседник снова спросил:

- Ну, как, не хотите?

Командир корпуса, шагавший немного впереди, на миг остановился и подождал меня. Вдруг он сказал:

- Что же вы молчите? Я вижу, все-таки вы человек штатский. Извините за такое выражение, просто я шучу.

В его словах чувствовалось глубокое внимание к человеку, и я проникся к нему симпатией. Не стесняясь, рассказал ему о своих сомнениях.

- Но я обязательно выполню задание, — добавил я под конец.

- Хорошо.

Затем комкор, взяв меня под руку, продолжал:

- Но не думайте, товарищ композитор, навязывать другим свою волю. Я уважаю мужественных бойцов.

Через некоторое время я сидел с командиром корпуса на террасе дома. Нас плотно окружили солдаты. Говорили командир корпуса и солдаты, а я только внимательно слушал их. До сих пор я хорошо помню, как командир корпуса расспрашивал каждого солдата о пройденном боевом пути. Бойцы говорили ему все, что было на душе. Вдруг командир корпуса увидел солдата с повязкой на глазах, стоявшего позади других, и, подозвав его, спросил:

- Когда вас ранило?

- На реке Рактон, прикрывал отход нашей части, — тихо ответил солдат.

Его слова дополнил командир взвода саперов:

- Товарищ комкор, тогда враги соорудили на реке понтоны и переправляли по ним автоколонну. Его группе было дано задание взорвать понтоны. Приказ был выполнен, но остался в живых он один.

- Значит, он от реки Рактон все время шел с перевязанными глазами, — тихо проговорил командир корпуса. — Молодец! Это очень далекий путь.

- Нет, товарищ комкор! — почти закричал солдат, подняв голову. — В тот день, потеряв сознание, я лежал на берегу реки. Меня спасли товарищ командир взвода и медсестра. Медсестра весь путь вела меня под руку. Ей было очень трудно из-за меня, но она ни разу...

Я посмотрел на медсестру, которая сидела в отдалении. При свете лучинки ее лицо казалось очень бледным. Глаза были опущены, худенькие плечи зябко поеживались. Командир корпуса встал и подошел к ней. Положив руку на ее плечо, он сказал:

- Спасибо, большое спасибо!

- Товарищ командир корпуса!

- Спасибо. Не знаю, какими словами выразить вам благодарность. Вы замечательный солдат и медсестра.

Девушка снова опустила голову.

- Кем вы работали до призыва? — спросил командир корпуса.

- Была учительницей.

- Учительницей?! — удивился командир корпуса.

- Да. Недалеко отсюда находится Самбонская средняя Школа. Я там работала.

- Значит, там ваш родной край?

- Так точно.

Командир корпуса молча погладил плечо девушки. Затем он тихо, но торжественно произнес:

- Товарищ медсестра, от имени командования корпуса объявляю вам благодарность.

Девушка смущенно поблагодарила командира, приняв стойку «смирно». В этот момент я не мог разглядеть девушку, — ее заслоняла широкая спина командира корпуса. Даже не мог расслышать ее слов. Но я не сомневался, что она поклялась быть верной обязанностям медсестры, как следует выполнить долг солдата.

- Дорогой Полководец, — продолжал комкор, — надеется на вас, поэтому решил развернуть второй фронт. Верит в силы таких бойцов, как этот молодой солдат и медсестра, и наметил курс по развертыванию борьбы в тылу врага для преодоления трудной ситуации.

Командир корпуса привлек к себе раненого солдата и медсестру.

- Ну как, трудно было, да? Но теперь по-настоящему повоюем! Подумайте только, второй фронт! Будет немало испытаний, но мы непременно победим... Но вам прежде всего нужно отправиться в медпункт. Это приказ. Нужно лечить глаза... Что вы молчите?

- Товарищ командир корпуса, разрешите мне остаться здесь. Коль нельзя восстановить зрение, я хочу остаться с товарищами, — умолял раненый солдат.

- Что вы говорите? Кто сказал, что нельзя восстановить зрение? Надо лечиться. Не отчаивайтесь. Надо верить в то, что все будет хорошо...

Обведя всех бойцов внимательным взглядом, он продолжал:

- Думаете, Полководец решил открыть второй фронт, потому что у него в резерве был какой-нибудь корпус? Нет, не был. Был только командир корпуса. Но, как видите, уже формируется новый корпус. Вы, видимо, беспокоитесь о том, чтобы вдруг не оторваться от части навсегда. Но зря. Пока мы будем формировать корпус и заниматься боевой подготовкой, вы, может быть, уже вернетесь в строй. Когда цель ясна, люди шагают уверенней. Вот мы сейчас пополняем военный оркестр. Я думаю перед началом операций в тылу врага устроить парад с музыкой Первый смотр наших войск был тогда, когда Полководец создал партизанскую армию. Пусть будет и сейчас так, как в дни создания Антияпонской партизанской армии.

Командир корпуса на минутку приумолк, вспоминая прошлое. На его губах заиграла улыбка. Вдруг, размахивая кулаком, он густым басом запел:

«Будь готов, партизан, Империалистов бить…»

- Это «Партизанский марш», марш корейской революции. Мы шли вперед в бой с этой песней. И на этот раз мы проведем парад под музыку «Партизанского марша» и прямо пойдем в бой. Ясно? «Партизанский марш» будет первой канонадой второго фронта...

Командир корпуса впервые оглянулся на меня:

- Как вы смотрите на это, товарищ композитор?

Я ничего не сказал. Мне нечего было добавить к словам командира корпуса. Заметив мою нерешительность, он снова обратился к солдатам, которые, несмотря на крайнюю усталость, с живейшим интересом слушали его.

- Кстати сказать, нужно пополнить оркестр, нам не хватает музыкантов и инструментов. О каком параде можно говорить без военного оркестра? Нет ли среди вас подходящих товарищей? А может, кто подскажет, где можно достать инструменты?

Бойцы в замешательстве поглядывали друг на друга. Первым заговорил солдат с перевязанными глазами:

- Товарищ комкор, есть подходящий человек.

Командир корпуса изумленно спросил его:

- Вы?

- Нет, не я!

- Я играю, — командир взвода саперов выступил вперед.

- Командир взвода?! На каком инструменте вы играете?

- После освобождения страны участвовал в кружке самодеятельности, на заводе выступал, играл и на горне, и на аккордеоне.

- Да? Очень хорошо.

- Но, товарищ командир корпуса, — мельком взглянув на меня, продолжал взводный, — я ни в коем случае не расстанусь со взводом. Разрешите по окончании парада вернуться во взвод.

- Хорошо, — кивнул головой командир корпуса.

- Разрешите предложить еще одно?

- Говорите.

- Постараюсь достать и инструменты. Примерно в тридцати километрах отсюда находится Самбонская средняя школа. Говорят, там был комплект духовых инструментов.

Командир корпуса помолчал немного в раздумье. Затем повернулся к девушке и спросил:

- Учительница, это вы ему подсказали?

- Так точно, — робко ответила девушка.

- Ого! — его кустистые брови поднялись кверху. — Спрашивает командир корпуса, а вы подсказываете командиру взвода? Когда же у вас появилась такая привычка? — усмехнулся он.

Среди бойцов прошел легкий добродушный смешок, бледное лицо девушки покрылось густой краской.

- Нет, нет. Я просто... — лепетала она.

- Ничего, ничего — смеясь вместе с бойцами, успокаивал ее комкор. — Это у вас, наверное, еще школьная привычка, — шутливо добавил он. Девушка, наконец, тоже заулыбалась...

Когда командир корпуса сказал, что он пошлет бойцов за инструментами после их отдыха, то командир взвода попросил послать его с солдатами, так как он может подобрать нужные инструменты. Командир корпуса удовлетворил его просьбу. Затем он подозвал командира батальона.

- Немедленно идите в штаб отдельной бригады. Отныне ваш батальон подчиняется отдельной бригаде и там вы получите распоряжения. После ужина направьте раненого солдата в медпункт. Я тоже позвоню туда.

Вскоре после того, как ушел командир корпуса, сформировалась специальная боевая группа. Неопытный в таких делах, я не знал, что предпринять. То давал бесполезные в военном отношении советы, то помогал бойцам приготовиться к рейду. Мне захотелось еще раз напомнить командиру взвода, что большой барабан нужно достать во что бы то ни стало. Когда я подошел к нему, то невольно подслушал его разговор с медсестрой.

- Тебе незачем идти туда. Покажи по карте...

- Нет, я обязательно должна пойти.

- Здешние люди говорят, что там уже враги.

- Может быть.

- Вдруг мы окажемся в опасном положении?

- Ничего страшного.

- Я это серьезно говорю.

- Не беспокойся. Ведь мы идем вместе. Думаю, все будет в порядке.

- Какая ты упрямая!

- Хватит. Ты хочешь опять поссориться...

Я повернулся назад. Я не знал, какой жизненный путь прошли эти два человека, командир взвода с горячим характером и симпатичная медсестра. Но без колебания могу сказать, что их любовь родилась и крепла в дни суровых испытаний. Если бы в это время не появился всадник, я не решился бы подойти и напомнить взводному о моей просьбе. Это был адъютант комкора.

- Товарищ композитор, вы не знаете, где командир взвода и медсестра?

Услышав громкий ответ командира взвода, всадник спешился. Он вынул из верхнего кармана сложенную записку и протянул ее взводному.

- Товарищ взводный, это прислал командир корпуса. Приказал обязательно отыскать кого-либо в школе и передать ему эту записочку.

Адъютант зажег электрический фонарик. При его свете мы развернули записочку. Я с удивлением несколько раз перечитал следующие строки: «Получил... штук музыкальных инструментов. х х октября 1950 г. Командир Н-ской части КНА». Взводный аккуратно сложил расписку и спрятал. Затем они с медсестрой ушли... С тех пор я забыл о сне и усталости. Теперь я лучше знал, как нужно беседовать с солдатами. Мне удалось отыскать бывшего трубача «Одаского цирка», служившего коноводом, и горниста, который раньше служил в военном оркестре, а теперь был в роте пулеметчиков.

Однажды на рассвете я зашел в медпункт, к солдату с перевязанными глазами. Не успел я спросить о его самочувствии, как он возбужденно воскликнул:

- Еще нет никаких вестей?

Я, разумеется, понял, о чем он спрашивает. Он беспокоился о товарищах, пошедших на задание.

- Скоро вернутся. Я верю им. Ведь какие они люди!

Я бессознательно повторил слова, сказанные как-то медсестрой... Боевая группа возвратилась только к полудню. Узнав об этом, я немедленно отодвинул в сторону нотную бумагу и побежал к дому, где располагался взвод. Завидев лежавшие на террасе трубу и большой барабан, я очень обрадовался. Из комнаты раздавались знакомые голоса. Я вошел и оцепенел: на носилках лежала раненая медсестра, вокруг неподвижно стояли солдаты, командир взвода, в изголовье сидел на корточках командир корпуса в солдатском ватнике. Растрепанные, мокрые от пота волосы раненой прилипли ко лбу, руки судорожно дрожали.

- Товарищ командир корпуса, расписку отдали. Как раз... нашла дедушку-сторожа... — тихо проговорила девушка.

- Хорошо, — ответил комкор, взяв ее руку.

- Вы, должно быть, очень заняты. А я вот...

- Ничего. Я нарочно пришел повидать тебя.

- Спасибо, товарищ командир корпуса. Теперь будет полный оркестр. Я тоже хочу шагать под марш рядом со всеми...

- Хорошо, — ответил дрожащим голосом командир корпуса. — Пойдем, все вместе пойдем! Шаг в шаг, к площади, где будет парад победы!

На лице девушки появилась еле уловимая улыбка. Она последним усилием воли слегка приподняла голову, ища глазами кого-то. К ней присел взводный, но она уже уронила голову...

До сих пор я не знаю подробностей, как она столкнулась с врагом и получила смертельную рану. Никто об этом не рассказывал мне, и я тоже никого не спрашивал. Я только слышал, что если бы в критический момент она бросила бы барабан, то могла бы спасти себя. Но она не сделала этого. Спустя несколько дней под торжественную музыку «Партизанского марша» состоялся парад нашего войскового соединения. Это был необыкновенный парад. В нем участвовали даже раненые, а после смотра бойцы шли прямо в бой. Необычным было и то, что в военном оркестре был барабанщик с перевязанными глазами. Накануне, когда я навестил его в медпункте, он предложил:

- Дайте мне барабан. Хочу выполнить в последний раз солдатский долг. Я, конечно, знаю, что это не легкое дело. Но уверен, что получится, если бить в такт биению сердца...

Глядя на сегодняшний торжественный смотр войск, я вспоминаю тот парад в тылу врага. Бойцы, участвующие в сегодняшнем параде, сохраняют в сердцах традиции ветеранов войны...

Многие из тех солдат, которые были на параде в тылу врага, уже ушли из жизни. Командир взвода саперов впоследствии командовал ротой пехотинцев и геройски погиб в районе горы Пхальгон. С нами нет и командира корпуса, который, приняв тогда парад, ушел во главе частей на поле боя. Но мне кажется, что они и сегодня вместе с нами несут прославленные в боях воинские знамена, что они шагают рядом с молодыми солдатами под музыку «Партизанского марша» — первого марша корейской революции, наших вооруженных сил революции, продолжающейся и сегодня...